У вересні 2018 року виходитькнижкаукраїнської авторки, художниці та письменниці, Євгенії Бєлорусець "Щасливі падіння".
У фокусі текстів цієї книги — історії жінок, що вважають себе свідками власного життя і «великої історії», що змусила їх змінити біографію, прочитання дійсності, місце проживання. Сюжетні лінії розгортаються навколо травматичних подій в Україні, вплив яких віднаходимо у фрагментах розмов, життєвих досвідах та повсякденних ситуаціях.
Ниже публікуємо дві таких сюжетні лінії з книжки: “Иголка в рубашке” та “Власть времени”.
Иголка в рубашке
Жила была женщина – милая, любезная, приятная во всех отношениях. Она остроумна, прекрасна, говорили некоторые. Находились и такие, кто и вовсе превозносил ее до небес. Она жила на улице Малая Житомирская в Киеве, и каждый день радовалась, когда спускалась по улице вниз, но не когда поднималась наверх. Она была бесхитростной до такой степени, что любила спускаться, а подниматься – не любила. Ей уже было около тридцати лет, а может, – и сорок, а может, – и двадцать пять. При свете вечерних фонарей ей было сорок, а утром она казалась почти ребенком, особенно, если смотреть на нее со спины и знать, что она покупает молоко в гастрономе.
Что еще скажешь? Она была аккуратной, внимательной, доброй. По выходным к ней приходили дети ее близкой подруги, и она играла с ними, а подруга бегала на свидания. У меня нет пока детей, говорила женщина, и я буду этим детям дарить свое внимание и любовь.
Она говорила иногда замечательные вещи! Часто она жаловалась: я устала. И произносила эти два слова на свой особый лад, много раз подряд. Мы слышали одну фразу, почти ту же интонацию, но легко улавливали и разницу в звучании каждого ее слова. Мы наслаждались этой разницей. А кто же эти мы? Точно известно: мы не опилки, лежащие у нее под хлебницей. И не три капли крови, оставленные соседкой на пороге женщины.
Но вернемся к ее истории. Однажды эта женщина, сидя вечером в своей уютной квартире над привычной домашней работой, занималась шитьем. Кое-что давно нужно было подлатать, на плаще пора было укрепить пуговицу. Впрочем, на самом деле, готовясь ко сну, она разделась, стала перед зеркалом и вздохнула. Уже какое-то время она мечтала располнеть, набрать вес, а в этот вечер ей показалось, что ее ребра торчат в стороны, как спицы в поломанном колесе. Отметив про себя это сходство, женщина издала протяжный звук: у-у-у. И тут же потянулась к покачивающейся на лакированной дверце шкафа светлой просторной рубашке, своей любимой дневной и ночной рубашке, одела ее и вдруг видит – как раз возле груди, справа, на рубашке мерцает маленькая брешь. И что вы думаете?
Женщина, подобная этой, не стала бы оставлять без внимания даже незначительную прореху в своей ночной рубашке. Она взяла тончайшую серебряную иголку, вдела в нее изысканную белую нитку и принялась зашивать: шов за швом. Каждый стежок ложился послушно и гладко, радуясь белым холеным пальцам и сиреневым ухоженным ногтям женщины.
Что произошло дальше – вы, наверное, догадываетесь. Всё, собственно, к тому и вело. Прекраснейшая, совершенная, белолицая, белорукая женщина с золотыми волосами и мягкой улыбкой красных губ забыла иголку в рубашке. Она справилась со своим замыслом, аккуратно наложила швы на прорезь возле груди, но иголку буквально выкинула из головы, даже не стала отрывать нитку, а после очередного стежка заученным движением проткнула иголкой тонкую ткань рубашки и просто оставила иголку там – получается, возле своего сердца.
Поразительная история.
Жуть.
Мы немеем, но сделать ничего не можем.
Она могла бы оборвать нитку или хотя бы намотать ее на иголку, могла бы, предположим, заклеить иголку воском, но куда там. Ничего подобного не произошло. Иголка была забыта в рубашке, кажется, навсегда. Подчеркнем – перед окончанием этого повествования, – что дырка располагалась возле сердца и груди, где-то слева, а женщина так и не успела к этому моменту набрать вес, поправиться, «стать более округлой», как она мечтала уже много лет, практически с детства.
– Не понял. Она оставила иголку – почему вообще? Потому что она ее не почувствовала, да? Или, может, у нее в теле обнаружилась пробоина, в которую иголка легко поместилась? Наверное, есть еще какие-то объяснения.
– Объяснений нет. Но кое-что может прояснить следующая история.
(…)
Власть времени
У индейцев длинные прямые черные волосы, похожие на крылья, лежат они прямо, нерасторжимым потоком. И у Кcении – длинные черные волосы. Индейцы, как известно, когда-то ничего не боялись, они владели тайными знаниями. И Ксения тоже была бесстрашной и владела некоторыми знаниями.
Индейцы распознавали доброту за много километров и прекрасно знали, к примеру, что некий добрый человек может находиться где-то в пустыне, пусть и очень далеко от них. При этом они могли его даже никогда не встретить! Ксения часто думала об индейцах.
Бóльшую часть дня она проводила в метро, на станциях Льва Толстого, Майдан Независимости и Контрактовая площадь. Она ходила по перрону, иногда заходила в вагоны, предлагая пассажирам разные мелкие товары. Она предпочитала продавать маркеры. Для успеха своего дела она придумала несколько коротких и убедительных речей. Одну из них я привожу полностью:
Отличные двусторонние маркеры!
Выделяют главную мысль, могут выделить слово или букву! Они помогут сосредоточить ваше внимание на самом значимом.
Маркеры универсальные! Ими можно ставить подпись, они рисуют по металлу или стеклу.
Потрясающие, чудесные, цветные, пишущие, рисующие, вы начнете ими пользоваться и не сможете обходиться без них. Они стоят очень мало, копейки. Попробуйте хоть один из них, и вы потеряете голову! Вы захотите купить все цвета!
Ксения была убеждена, что именно эта работа подходит ей больше всего. Три-четыре раза в неделю она встречалась с оптовым закупщиком, который передавал ей под реализацию маркеры, ручки, скотч и блокноты. Они встречались на небольшом рынке возле Севастопольской площади, и их встречи обычно проходили в полной тишине, потому что закупщик не любил лишних слов.
Он получал от Ксении несколько сотен гривен и передавал ей завернутые в бумагу или прозрачную пленку разноцветные стержни. Их сделка – из-за серьезности и немногословности, – видимо, казалась противозаконной. Случайный свидетель, мужчина за книжным прилавком, смотрел на них с упреком и подозрением. И Ксении очень нравился этот недоверчивый удивленный взгляд.
Она уходила, плечо приятно оттягивал ремень сумки с маркерами и блокнотами, которая совсем не была тяжелой. Ксения любила выйти из рынка и пройтись к соседнему, дикому уличному рынку, где на газетах лежали яйца и куриные тушки, в литровые банки было разлито свежее молоко, фрукты продавались поштучно и на развес, но всегда по доступным ценам. Два диких торговых ряда перекрикивались между собой. Кто-то все время отправлялся с посольством к соседям или в другой ряд в поисках денег на размен. Над уличным рынком стоял гул, повсюду велись переговоры.
Ксения прохаживалась туда и обратно вдоль рядов, покупала какую-то мелочь и отправлялась в метро. Последнее время она часто думала о том, как можно проникнуть в метро через какой-то другой, необычный ход. Ей не нравилось платить за проезд, потому что, как она думала, она всё равно никуда не ездит, не совершает путешествий, и выходит обычно на той же станции, на которой заходит в метро.
Если она не была в метро, не видела вагоны, уходящие в черноту туннеля, и редеющие толпы, спешащие к выходу или к переходу на другую станцию, ее охватывало беспокойство.
Лишь шум метро мог успокоить эту тревожную душу.
Только метро давало ей ощущение уюта, тепла, защищенности, даже любви. Ничего в ее в жизни не было хуже или лучше метро.
Она особенно восхищалась станциями, к которым нужно спускаться с помощью двух эскалаторов. На эскалаторах Ксения ездила с огромным наслаждением. Ей нравилось поднимать два пальца вверх, что означало «сегодня у меня попутный ветер!», она любила вспоминать о гонках, о крутых спусках на лыжных курортах, рекламу которых часто видела на экранах в вагонах поездов.
Однажды женщина в вагоне метро окинула ее строгим взглядом, и Ксения побежала к зеркалу на станции, чтобы отражение забрало у нее силу этого взгляда. Ей показалось, что на нее наложили проклятие. Скорее всего, так и было, потому что она едва смогла добежать до зеркала: ее сердце стало биться медленнее, и огромная волна грусти, как ей показалось, уже готова была ее поглотить.
Зеркало с кажущимся равнодушием косо отражало пути и словно приглашало заглянуть в туннель. Ксения стала как можно ближе к желтой черте, за которую во время прибытия поезда нельзя заступать, и заглянула в зеркало. Она увидела свое лицо, немного выгнутое кривым стеклом; издалека с гулом приближался поезд. В спину подул ветер, напоминающий ураган, и уплощенные цветные тени хлынули в раскрывшиеся двери вагонов. Затем двери со звоном закрылись, и поезд промчался мимо Ксении, унося с собой не только проклятие, но и прочие горести, досаждавшие ей последние два года.
«Щасливі падіння» Євгенії Бєлорусець. Фрагменти
